Гробницы Атуана - Страница 5

По трещинам и выбоинам легко было забираться на стену. Как-то весенним днем Съеденная сидела на ней вместе с другой девочкой, по имени Пенте. Обеим было по двенадцать лет. В это время им нужно было находиться в ткацкой мастерской Большого Дома, среди гигантских станков, опутанных черной шерстью, на которых ткался холст для одеяний жриц. Они выскочили оттуда попить из родника во дворе, а потом Арха сказала:

– Пойдем со мной! – и повела подругу по склону холма вниз, к стене, где их не могли заметить из Большого Дома. Теперь они сидели на ней, в десяти футах от земли, свесив ноги и разглядывая пустынные равнины, уходившие от Места на север и восток.

– Как хотелось бы мне увидеть море! – воскликнула Пенте.

– Зачем? – спросила Арха, жуя сорванную по дороге горькую травинку. Пустыня только что отцвела. Все маленькие цветочки рассыпали легкие облачка семян по ветру. Почва под яблонями в саду покрылась бело-розовым ковром лепестков, а сами деревья стояли зелеными – других деревьев не было на много миль от Места. Все остальное, от горизонта до горизонта было грязно-желтого цвета, только горы слегка отливали голубым из-за цветущего шалфея.

– О, я не знаю зачем… Просто мне хочется увидеть что-нибудь другое, ведь здесь всегда одно и то же. Ничего не меняется.

– Все, что случается в других местах, берет свое начало здесь, – сказала Арха.

– Да, конечно… Но мне хочется посмотреть, как это случается!

Пенте мягкая, какая-то особенно домашняя девочка, улыбнулась. Почесав пятки о нагретые солнцем камни, она продолжила:

– Ты знаешь, что когда я была маленькая, то жила у моря.

Наша деревня стояла прямо за дюнами и мы часто играли на пляже. Однажды мы увидели много кораблей, целый флот, они плыли далеко в море. Мы прибежали в деревню, рассказали про это, и все вышли на берег посмотреть. Корабли выглядели как драконы с красными крыльями, а у некоторых и в самом деле были длинные шеи с драконьими головами. Это корабли из Внутренних Стран, не из Каргада, объяснил нам староста. Плыли они с запада. Вся деревня сбежалась посмотреть на них. Я думаю, они боялись, что корабли причалят к берегу. Однако те просто прошли мимо и никто так и не узнал, куда же они направлялись. Возможно, воевать на Карего-Ат. Подумать только, они в самом деле явились из страны волшебников, где кожа у людей цвета грязи и где мигнуть не успеешь, как на тебя наложат заклинание!

– Только не на меня! – яростно воскликнула Арха. – Мне даже смотреть не хочется на них! Все они – нечистые проклятые маги. Как они осмелились подплыть так близко к Священному острову!

– Божественный Король скоро завоюет их всех и превратит в рабов. А море мне и правда хочется снова увидеть. В лужицах после отлива остаются маленькие осьминожки и если крикнуть на них «Ву!», они становятся белыми. Смотри, Манан идет, тебя ищет!

Слуга и телохранитель Архи медленно шел вдоль стены. Иногда он нагибался, срывал росток дикого лука, которого уже накопился у него порядочный пучок, потом выпрямлялся и озирал окрестности маленькими мутными карими глазами. За последнее время он еще больше растолстел и его лысая желтоватая голова блестела на солнышке.

– Спускайся на мужскую половину, – прошептала Арха, и девочки, изогнувшись точно маленькие ящерицы, соскользнули по внешней стороне стены так, что изнутри их не стало видно. Шаги Манана приближались.

– У-у, у-у, нос картошкой! – едва слышно проворковала Арха, словно ветер прошелестел в ветвях яблони.

Шаги стихли.

– Эй, там, – произнес неуверенный голос. – Малышка! Арха!

Тишина.

Манан пошел дальше.

– У-у, нос картошкой!

– У-у, живот картошкой, – в свою очередь прошептала Пенте и застонала, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех.

– Кто тут?

Тишина.

– Ну, ладно, ладно, – вздохнул евнух и медленно зашагал дальше. Когда он скрылся за склоном холма, девочки снова взобрались на стену. Пенте вся покраснела от пота и сдерживаемого смеха. Арха была в ярости.

– Глупый старый баран! Нигде от него покоя нет!

Пенте рассудительно ответила:

– Но ведь это его работа: ходить за тобой по пятам и следить.

– За мной следят те, кому я служу! Я радую их и мне незачем радовать своим поведением кого-то еще! Пусть все эти старухи и этот полумужчина оставят меня в покое! Я – Первая Жрица!

Пенте в изумлении уставилась на нее и пробормотала:

– О, я знаю, знаю это, Арха…

– Пусть отстанут от меня, и перестанут говорить все время, что мне делать.

Пенте вздохнула и продолжала сидеть молча, болтая пухлыми ножками и пристально всматриваясь в безбрежную равнину, чье однообразие нарушалось только вздымающимися на горизонте горами. Наконец она сказала:

– Скоро ты сама начнешь приказывать. Через два года нам исполнится четырнадцать и мы перестанем быть детьми. Я пойду в храм Божественного Короля и для меня мало что изменится. А ты… ты станешь настоящей Первой Жрицей. Даже Кессил и Тар должны будут слушаться тебя!

Съеденная ничего не ответила. Рот ее был упрямо сжат, глаза под черными бровями горели упрямством.

– Пора возвращаться, – сказала Пенте.

– Нет.

– Но мастерица может рассказать про нас Тар и, кроме того, наступает время Девяти Молитв.

– Я останусь здесь, и ты тоже оставайся.

– Тебя-то не накажут, достанется мне одной, – спокойно сказала Пенте.

Арха не ответила. Пенте снова вздохнула и осталась. Солнце постепенно погрузилось в туманную дымку, хотя стояло еще довольно высоко. Вдалеке зазвенели овечьи колокольчики, заблеяли ягнята. Пахучий весенний ветер налетел внезапным горячим порывом.